Политическая лексика и фразеология русского языка: 1985-2000 гг

Язык и политика — глубоко взаимосвязанные явления. Существует множество мнений различных исследователей относительно проблемы их взаимоотношений. Так, в своей работе «Политика и язык» В. Бергсдорф пишет о том, что «язык является политикой, а политика языком, поскольку власть не может покоиться только на физической и экономической силе, но требует и согласованности в действиях самих правящих классов» [цит. по Стриженко, 1988(6), с. 48]. По мнению Н. А. Ожеван, «язык — не только средство общения, но и разобщения. Не только средство самовыражения, но и средство манипулирования. Не только средство освобождения, но и порабощения языковыми стереотипами. Иначе говоря, язык неотделим от политики и властных отношений и только в этом контексте может быть понят адекватно» [Ожеван, с. 100].

Власть, осуществляемая политическими деятелями, во многом зависит от того, насколько профессионально ими используется язык, ведь язык — это тоже средство осуществления власти, её инструмент. Политик должен уметь выбирать нужные слова и выражения, чтобы донести до адресата свои мысли, свою политическую позицию. Нельзя не согласиться с мнением Р. Водак, которая утверждает, что «язык обретает власть только тогда, когда им пользуются люди, обладающие властьюсам по себе язык не имеет власти» [Водак, с. 19].

Объектом нашего исследования является политическая лексика и фразеология русского языка (1985 — 2000 гг.). Мы избрали в качестве точки отсчёта 1985 год, потому что с этого момента намечается новый виток в развитии нашей политики, что, естественно, становится причиной обновления языка. Степень динамики развития политического лексикона в этот период чрезвычайно высока. А. Н. Баранов и Ю. Н. Караулов считают 1985 год датой рождения нового русского политического языка, началом конца тоталитарного языка, «когда гласность перестала быть просто словом русского языка, а стала определять наше общественное поведение, что создало реальные предпосылки для общественного диалога» [Баранов, Караулов, с. 13].

Необходимо отметить также и то, что объектом изучения является ингерентная политическая лексика и фразеология, единицы которой выражают политическую связанность достаточно эксплицитно вне зависимости от контекста.

Язык политики предназначен для политической коммуникации. И в этой связи О. И. Воробьёва, выделяя политический язык как самостоятельную языковую подсистему (путём анализа его лексического уровня), даже говорит о возможном появлении новой дисциплинылингвополитологии, объектом которой он и будет являться. Е. И. Шейгал пишет о том, что язык политики «следует рассматривать как один из профессиональных подъязыков — вариантов общенационального языка» [Шейгал, 2000(a), с. 19].

Как отмечают некоторые исследователи, политический язык выполняет противоречивые функции, поскольку, с одной стороны, «язык политики, прежде всего, — язык власти., специальный язык для профессиональных целей» [Шейгал, 2000(6), с. 114], а с другой стороны, язык политики «должен быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды)» [Водак, с. 24], это общепонятный язык публичной политической речи. Именно такое свойство данной подсистемы языка, как доступность, «позволяет некоторым исследователям отрицать существование языка политики» [Шейгал, 2000(a), с. 20].

Исследуя язык политики, В. Дикманн говорит о таком его свойстве, как неопределённость, то есть он отмечает свойства как характерные для других лексико-семантических подсистем (расплывчатость значений, абстрактность, сложность, нечёткость, относительность, многозначность), так и характерные только для общественно-политической лексики идеологически обусловленная многозначность, которая детерминирована не контекстом, а политическими установками и целями).

В энциклопедическом словаре, посвящённом науке политологии, отмечаются такие свойства языка политики, как «сообщение оценок до информации о фактах-. предпочтение общих формулировок и абстракций изложению конкретных фактов.- замена неудобных выражений условными или ничего не говорящимииспользование языковых шаблонов и стереотипов.- доминирование комментария над информацией» [Политология, 1993, с. 409].

Специфика политического языка, по мнению Д. В. Ольшанского, «состоит в его назначении служить материализованной (устной или письменной) языковой формой фиксации политических идей и практики власти, в которых одновременно и обнаруживается и скрывается их подлинный смысл» [Ольшанский, с. 563]. Также им отмечается такое свойство политического языка, как аксиологичность (явная и скрытая), при этом «оценки доминируют над фактами» и осуществляется воздействие «на эмоции, а не на разум» [там же, с. 564−565].

Следует отметить такое свойство языка политики, как чрезвычайная подвижность, мобильность, динамичность. Он очень быстро реагирует на любые изменения в обществе: появляются одни слова и выражения для обозначения новых политических реалий, исчезают из употребления другие и используются лишь как обозначения реалий прошлого, происходят изменения в семантике языковых единиц и т. д.

Другим важнейшим свойством политического языка является его семантическая и стилистическая незамкнутость, что обусловливает проникновение в язык политики единиц из других общественных сфер, общеупотребительность многих политических терминов и отсутствие чёткой стилистической закреплённости. Здесь мы согласимся с мнением О. И. Воробьёвой о том, что «политический язык. шире понятия стиля».

Воробьёва, 1999, с. 16], и было бы неправильно считать его принадлежностью лишь публицистического стиля речи, но тем не менее основной сферой его функционирования является именно публицистический стиль.

Язык политики привлекал внимание исследователей издавна. Большая часть исследований посвящена описанию языка политики определённого периода времени (И. Ф. Протченко, Т. С. Коготкова, Н. А. Купина и др.) или отдельной сфере его функционирования: о лексике сферы международных отношений пишет Ф. П. Сергеевкультуре парламентской речи, языку публичных выступлений посвящены работы С. И. Виноградова, Е. Н. Ширяева, В. П. Даниленко, О. JI. Дмитриевой, Д. Ю. Гати на и др.

Многие исследователи занимаются изучением отдельных слов и выражений, принадлежащих языку политики (М. У. Эткин, А. В. Зеленин, Г. Д. Удалых, Эр. Хан-Пира).

Существует ряд работ, посвящённых изучению общественно-политической лексики тех или иных писателей, например Ю. А. Бельчиков изучал общественно-политическую лексику В. Г. Белинского [Бельчиков, 1962], В. И. Акимова — общественно-политическую лексику в публицистике Н. П. Огарёва.

В связи с радикальными изменениями, произошедшими в нашем обществе в конце 80-х — начале 90-х гг. XX века, интерес к языку политики особенно возрос. Одним из объектов, привлекших внимание учёных, стала политическая метафора (А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, Е. Г. Казакевич, А. П. Чудинов, И. М. Кобозева, Е. И. Чепанова и др.). Интенсивное развитие получили работы, посвящённые проблемам политического дискурса (В. Н. Базылев, Е. И. Шейгал, О. А. Бурукина, В. И. Убийко, В. И. Шаховский и др.), который, как правило, изучается с точки зрения эффективности речевого воздействия в сфере массовой коммуникации.

Что касается лексикографии, связанной со сферой политики, то следует отметить, что существует два типа словарей: первый можно назвать словарями политики, которые ориентированы не столько на объяснение значений слов и выражений, сколько на разъяснение самого понятия, например: «Политический словарь» (1958), «Политология: Энциклопедический словарь» (1993), «Человек и общество: Краткий энциклопедический словарь-справочник (политология)» (1997), «Современная идеологическая борьба: Словарь» (1988), «Основы политологии. Краткий словарь терминов и понятий» (1993), Халипов В. Ф. Власть: Кратологический словарь (1997) и др.

Второй тип словарей — это словари языка политики. Они по своей сути являются не энциклопедическими словарями, а толковыми. В центре внимания подобных лексикографических исследований находится именно значение слов и выражений.

Ещё в 20 — 30-е гг. XX века о создании специального словаря сферы политики, который был бы реализован с экспрессивно-оценочной точки зрения, говорили многие учёные, в том числе В. М. Жирмунский, Е. А. Поливанов, А. М. Селищев. О способах представления изучаемой лексико-семантической подсистемы писали A. JI. Голованевский, Т. Б. Крючкова и др.

Поскольку политическая жизнь общества меняется, не стоит на месте, словари такого типа нацелены на отражение динамических процессов в языке, и при описании словарями политического лексикона подразумевается наличие определённых хронологических рамок. В качестве примера можно привести «Словарь перестройки» (1992), в котором отмечаются слова и выражения, а также значения некоторых из них, ставшие новыми для русского языка, получившие актуализацию и т. д. В 1994 году вышла работа А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова «Словарь русских политических метафор», в котором описаны и классифицированы основные метафорические модели, свойственные политической жизни 1989 — 1991 гг. К словарям, описывающим язык политики, относится и «Идеологически-оценочный словарь русского языка XIX — начала XX веков» A. JI. Голованевского (1995). Существуют идеологические словари языка писателей, политиков (словарь М. Горького, словарь К. Маркса и Ф. Энгельса), в которых представлена лексика с идеологической оценкой. Значительное количество работ представляет собой переводные словари, посвящённые общественно-политической лексике, в частности «Русско-английский словарь общественно-политической лексики» 3. В. Родионовой и В. П. Филатова (1987), «Французско-русский и русско-французский словарь общественно-политической лексики средств массовой информации 90-х годов XX века» Т. М. Кумлевой и Ю. В. Кумлева (1999). Оригинальную модель англо-русского электронного словаря общественно-политической лексики, который обладает значительными преимуществами перед книжными изданиями, предлагают О. М. Карпова и С. А. Маник.

Здесь следует сделать оговорку, что пока не существует словаря, который был бы полностью посвящён языку политики, хотя такого рода проекты существуют. Например, замысел создать «Краткий словарь политического языка» возник у В. В. Бакеркиной и JI. JI. Шестаковой [Бакеркина В. В., Шестакова JI. JL, 1998]. Тем не менее существуют словари, которые, отражая языковую динамику в целом, содержат множество единиц языка, являющихся принадлежностью политического лексикона, например, серия периодических словарей «Новое в русской лексике». Преимущество таких лексикографических работ заключается в том, что они, не являясь нормативными, приводят слова и выражения в том значении, употреблении и написании, в каком они встречались в печати, то есть дают очень ценный материал для изучения развития значений единиц языка. Одним из основных источников, используемых нами при описании языка политики, динамики развития составляющих его слов и выражений, является «Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия» (2001).

В истории изучения политической лексики русского языка (в её широком понимании) лингвисты традиционно выделяют два периода:

1)20 — 30-е гг. XX века. Сюда относятся работы А. М. Селищева, П. А. Баранникова, С. И. Карцевского, Р. О. Якобсона, П. Я. Черных, Б. А. Успенского и других исследователей, изучавших язык революционной эпохи;

2) с начала 50-х годов, когда появляется собственно сам термин «общественно-политическая лексика» (далее ОПЛ). С этого времени ОПЛ изучается как особая лексическая подсистема, при анализе которой намечаются несколько подходов: а) номинативный, или содержательно-тематический, то есть связанный с номинативным описанием ОПЛ (Ю. А. Бельчиков, С. Г. Капралова, А. А. Бурячок, Л. А. Мурадова, И. Ф. Протченко, В. М. Мельник, Н. М. Лейберова и др.) — б) коннотативный, или номинативно-оценочный, согласно которому критерием принадлежности к ОПЛ становится сема «идеологичности», а одним из важнейших компонентов значения единиц этой лексической подсистемы является оценка, которую они могут приобретать (А. Л. Голованевский, В. И. Говердовский, Т. Б. Крючкова) — в) функционально-стилистический (Г.Я. Солганик, В. Г. Костомаров, Ю. Д. Дешериев, Д. Я. Розенталь, Ю. А. Бельчиков, Н. А. Колосова и др.). Исследователи, придерживающиеся данного подхода, основной акцент делают на работе с текстом, поэтому в центре их внимания находятся вопросы, связанные с принадлежностью ОПЛ к определённому функциональному стилю. Большинство работ посвящено функционированию ОПЛ в публицистическом и официально-деловом стиляхг) концептуальный подход, который стал очень активно развиваться в 90-е годы XX века в работах О. Г. Ревзиной, Л. А. Ждановой, О. И. Воробьёвой и др. При структурировании концептосферы (ментального пространства) современного политического дискурса разные исследователи делают различные акценты. Так, например, В. И. Убийко считает базовым в политике концепт «власть» [Убийко, 2001], М. Р. Желтухина считает ключевым концепт «политик», так как «политик является основным действующим лицом в политической коммуникации, осуществляющим борьбу за власть» [Желтухина, с. 73], как основные в политическом дискурсе выделяются концепты «власть» и «политик» в работах Е. И. Шейгал.

Язык политики интересовал и зарубежных исследователей, в частности В. Бергсдорфа, Г. Лассвелла, Г. Клауса, Т. Уэлдона. Немецкий языковед В. Шмидт ввёл в научный обиход понятие «идеологической связанности» (Ideologiegebundenheit) лексических единиц.

Следует отметить, что отдельно взятые вышеуказанные подходы отражают лишь какие-то специфические черты данной лексической группы, и исследователи, как правило, остаются внутри избранного ими аспекта изучения ОПЛ, не выходя за его рамки. Для более разностороннего описания изучаемой нами политической лексики и фразеологии мы осветим в той или иной мере каждый из подходов: что мы относим к политической лексике и фразеологии и какие тематические подгруппы выделяются в этой лексико-семантической подсистеме (номинативный аспект), что такое политическая оценка и как она изменяется (коннотативный аспект), в каких стилях преимущественно функционирует политическая лексика и фразеология, какие стилистические изменения она претерпевает (функциональностилистический аспект), каковы самые частотные концепты языка политики, на основе которых выстраиваются метафорические модели (концептуальный подход).

Некоторые исследователи, в частности, А. Дэвис, склонны разграничивать термины «язык политики» и «политический язык». Так, под первым термином им понимается «терминология и риторика политической деятельности, где политики выступают в своей профессиональной роли (подобно дискурсам других профессиональных сфер — религия, медицина, юстиция и пр.)», в то время как «политический язык» не является прерогативой профессиональных политиков или государственных чиновниковэто ресурс, открытый для всех членов языкового сообщества, он связан со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля, или, иными словами, это язык, применяемый в манипулятивных целях" [цит. по Е. И. Шейгал, 2000(a), с. 21].

Мы склонны придерживаться точки зрения Е. И. Шейгал, считающей, что обозначаемые этими терминами понятия пересекаются друг с другом: «Язык политики в значительном числе случаев является одновременно и языком манипуляций, хотя и не сводится к нему целиком: определённые аспекты языка политики, в частности, референтные знаки, выполняют сугубо информативную функцию. В то же время, „политический язык“ используется в целях манипуляций во многих других сферах общения — в бытовом, рекламном, педагогическом, религиозном общении» [Шейгал, 2000(a), с. 21]. В силу того что два данных термина имеют значительную площадь пересечения, нами они будут использоваться как относительные синонимы.

Чаще в работах встречается термин «язык политики», который носит условный характер и используется как при обозначении специального словаря политики, так и при изучении данного словаря с точки зрения прагматики, то есть его функционирования в речи.

По мнению Е. И. Шейгал, «специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в её преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями» [там же, с. 17]. В этой связи мы будем использовать и термин «дискурс», который понимается нами в широком смысле, а именно как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими — прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторамитекст, взятый в событийном аспектеречь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [Языкознание, с. 136−137]. Таким образом, соглашаясь с мнением В. Н. Базылева, отметим, что политический дискурс предстаёт «в качестве текста (семиозиса), речевой практики и языкового феномена» [Базылев, 1998, с. 7]. Под политическим дискурсом нами понимается «связный, вербально выраженный текст (устный или письменный) в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, взятый в событийном политическом аспекте, представляющий собой политическое действие, участвующий во взаимодействии политических деятелей и отражающий механизм их политического сознания» [Желтухина, с. 28]. Язык политики предстаёт как «структурированная совокупность знаков, образующих семиотическое пространство политического дискурса» [Шейгал, 2000(a), с. 22]. В политический дискурс нами включаются речевые акты, газетно-публицистические тексты, посвящённые политике, официальные тексты на политическую тему, научно-политологические статьи.

Фразеология понимается нами в широком смысле, то есть к фразеологизмам мы относим не только идиоматические обороты, но и пословицы, поговорки, афоризмы, меткие, часто повторяемые устойчивые в смысле порядка слов выражения, обороты.

В языке политики постоянно возникают устойчивые словосочетания, с высокой частотностью воспроизводимые в речи. Обращает на себя внимание тот факт, что «ни одно из несвободных сочетаний политического дискурса не имеет стопроцентной устойчивости. Даже в словосочетаниях с относительно высокой степенью фразеологической спаянности (вертикаль власти, холодная война) ни один из элементов не предсказывает другой на 100%» [Колесникова, с. 61]. Соглашаясь с мнением Э. В. Колесниковой, отметим, что с общеязыковой точки зрения, подобные словосочетания, не имеющие стопроцентной устойчивости, нельзя считать устойчивыми, но «внутри политического дискурса всё-таки различная степень устойчивости присутствует. Внутри политического дискурса холодная война является устойчивым словосочетанием, поскольку слово холодная фактически не употребляется вне этого сочетания», предсказывая его почти на 100% [там же]. Такую устойчивость Э. В. Колесникова называет функциональной.

Политическая фразеология обладает своими специфическими признаками, что не позволяет относить её к собственно фразеологии. Одно из главных отличий заключается в том, что собственно фразеология антропоцентрична по своему характеру, а политическая идеологизированна. Политические фразеологизмы, по мнению В. Н. Цоллер, — это «такое порождение языка массовой коммуникации в его политико-публицистическом аспекте, где ему соответствует идея (классовая, политическая, национальная и др.)» [Цоллер, с. 176].

Собственно фразеология воспроизводится веками, связана с национальной и культурной картиной мира, в ней отражены какие-то непреходящие ценности, в ней чётко разделяется плохое и хорошее, в то время как политическая фразеология привязана к определённым отрезкам времени и в своём развитии может претерпевать смену оценки. Политические фразеологизмы быстро возникают в связи с их многократным использованием и так же быстро исчезают, теряя свою актуальность.

Основным критерием отнесения того или иного словосочетания к фразеологизму мы считаем регулярность, частотность его употребления в языке политики. Если словосочетание обладает тенденцией к повторяемости, то оно включается нами в состав фразеологизмов. Кроме того, широкое понимание фразеологии позволяет нам относить к классу фразеологизмов политические афоризмы (процесс пошёлхотели как лучше, а получилось как всегдабольше социализма), которые довольно часто используются в языке политики 1985 — 2000 гг., а также выражения, возникшие в результате трансформации внутри политического дискурса. В них политическая реальность выступает в качестве первичного референта (пойдёшь налево — придёшь направо, на власть надейся, но дрова на зиму запасай), и в отличие от общеязыковых фразеологических оборотов, выполняющих стилистическую функцию, политические фразеологизмы выполняют функцию семантическую.

Хотя язык политики был объектом пристального внимания на протяжении всего XX столетия, политическая лексика и фразеология русского языка все же недостаточно изучена. Это подтверждается хотя бы тем фактом, что ни в одном из известных нам исследований четко не определены границы данной лексико-семантической подсистемы. Однако анализ специфических особенностей политической лексики и фразеологии показывает, что данный пласт языковых единиц можно и нужно изучать как относительно самостоятельную лексико-семантическую подсистему языка.

Актуальность настоящего исследования связана также и с тем, что язык политики конца XX века претерпел значительные изменения, вследствие чего возникла необходимость осветить и систематизировать процессы, характерные для политической лексики и фразеологии в период с 1985;го по 2000;й годы. Цели исследования:

1) выделение собственно политической лексики и фразеологии в самостоятельную лексико-семантическую подсистему, её систематизация и описание;

2) выявление специфических особенностей политической лексики и фразеологии 1985 — 2000 гг.

Поставленные цели предопределили такие задачи исследования:

— рассмотреть трактовки понятия «политика» и показать его тесную взаимосвязь с понятиями «власть» и «идеология»;

— определить статус политической лексики и фразеологии внутри социально-политической, её отличительные черты, состав;

— выделить ядро и периферию политической лексики и фразеологии;

— выработать критерий классификации политической лексики и фразеологии;

— проанализировать динамические процессы, свойственные политической лексике и фразеологии 1985 — 2000 гг., их причины и характер.

Источниками фактического материала диссертации послужили прежде всего периодические печатные издания. В меньшей степени нами задействована телевизионная речь. При изучении словарного состава языка многими исследователями отдаётся предпочтение языку газеты, что вполне объяснимо — «на страницах газет раньше всего формируются и новые понятия, и новые слова, и новые выражения. Именно в языке газеты легко прослеживаются все малейшие изменения в семантике слова, в его стилистической окраске» [Клушина, 1995, с. 11]. Для более разностороннего и объективного описания языковых единиц политического лексикона нами использовались печатные издания различной идеологической направленности: газеты либерально-демократического толка («Известия», «Коммерсантъ», «Московские новости», «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Независимая газета», «Московский комсомолец»), прокоммунистической ориентации («Труд», «Правда», «Советская Россия»), радикально-националистические («День» («Завтра»), «Молния»).

Методы исследования. В диссертации применяется в основном метод наблюдения над языковым материалом. Используются также методы структурного анализа. В частности, при определении целесообразности отнесения той или иной языковой единицы к политическому лексикону применялся компонентный анализ, опирающийся на словарные дефиниции. При выявлении политической оценки языковых единиц мы обращались к методу оппозитивного анализа. В целях сравнения лексики языка политики разных эпох, а также свойств публицистического стиля советского и постсоветского времени в диссертации использовался «диахронно-сопоставительный метод» [Амарзаяа, 1999, с. 4], а при рассмотрении истории значений — сравнительно-исторический метод.

Теоретическая значимость исследования заключается в выделении политической лексики и фразеологии в относительно самостоятельную лексико-семантическую подсистему языка и в обосновании возможности её изучения отдельно от общественно-политической подсистемы.

Практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования, полученные в ходе анализа языкового материала, могут быть использованы при составлении как общеязыковых, так и специальных словарей, посвященных языку политики, и при чтении курсов «Лексикология», «Общее языкознание» и спецкурсов.

На защиту выносятся следующие положения:

1.По своей предметной направленности политическая лексика и фразеология может изучаться как относительно самостоятельная лексико-семантическая подсистема языка.

2. Критерием отнесения той или иной языковой единицы к политическому лексикону является ее соотнесенность с механизмом функционирования политической власти.

3. Политическая лексика и фразеология, представляя собой совокупность разнородных по своей функциональной направленности единиц языка, определённым образом структурируется.

4. Политическая лексика и фразеология 1985 — 2000 гг. характеризуется высокой степенью динамичности.

Основные положения диссертации опубликованы в 5 статьях и апробированы в выступлениях на межвузовской научной конференции «Система языка в статике и динамике» (Уфа, 2003) и на межвузовском аспирантском семинаре филологического факультета Башкирского государственного университета. Диссертация в целом обсуждалась на заседании кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания Башкирского государственного университета.

Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, списка условных сокращений и приложения.

Выводы к главе II.

В настоящей главе мы рассмотрели основные тенденции и процессы, свойственные исследуемой подсистеме языка в период с 1985;го по 2000;ый годы. Наблюдая за целым рядом динамических процессов, происходящих в языке политики, можно сделать следующие выводы:

1. Политический язык — такая часть лексической подсистемы языка, которая характеризуется чрезвычайной подвижностью. Главной причиной изменений, происходящих в языке политики, являются экстралингвистические факторы. Изучаемый период времени насыщен различного рода политическими событиями и в целом характеризуется политической нестабильностью, что находит своё отражение в языке.

2. Динамические процессы, происходящие в языке политики, носят как количественный, так и качественный характер. Нередко качественные и количественные изменения неотделимы друг от Друга.

3. Один из самых ярко выраженных динамических процессов языка политики конца XX века — процесс новообразований, который имеет различные проявления:

— появление новых слов и выражений как результат обозначения новых политических реалий. Демократический характер политических преобразований нашёл своё отражение прежде всего в изменении номинаций органов власти и управления (Верховный Совет РФ, российский парламент, Федеральное собрание), крушение однопартийной системы и введение многопартийности стало причиной появления новых идеологем (национал-коммунистический, «крайне правые», «умеренные левые», левопатриотическая оппозиция), возникло большое количество новых слов и устойчивых оборотов, порождённых произошедшими общественно-политическими событиями {вирус суверенитета, августовская псевдореволюция, перестройка), характеризующих качество новой политики {новое политическое мышление, разделение властей)',.

— появление языковых единиц как результат словообразовательных процессов. Язык политики конца столетия характеризуется словообразовательной активизацией. Наиболее активны в изучаемый период суффиксыация/ -изация, -изм, -ец/ -овец, -ист, -чик/ -щик, -ник, -щин (а), -ск— префиксы и префиксоиды анти-, де-, лже-, нео-, после-, пост-, про-, сверх-, псевдо-, супер-, ультра-. Активизация большинства из них социально обусловлена, но, помимо экстралингвистических факторов, влияющих на формирование политической лексики, следует отметить и внутрилингвистические, среди которых — тенденция к экономии языковых средств, тенденция к экспрессивности языковых единиц, тенденция к аналогии. Не менее продуктивными способами словообразования являются сложение (админ истрат ивно-властн ы й, коммунопатриот, коммунофашист) и аббревиация, которая прежде всего касается названий политических объединений (ХДС, СПС, РДДР, КПРФ), в дальнейшем также вступающих в словообразовательный процесс СКПРФник, ЛДПРовец, СПСовский) — окказиональное словотворчество. Количество окказиональных единиц языка в словаре политики резко возросло. При этом их возникновение носит как единичный (сексуал-демократ, ельцинарии), так и серийный характер (ВВЖ ЧВС, Е.Б.Н.). Серийное производство окказионализмов значительно затрудняет процесс установления границ между узуальными и неузуальными единицами языка. Особенность окказионализмов, принадлежащих сфере политики, заключается в том, что они, попадая в сферу массовой коммуникации, нередко теряют свою индивидуальность и постепенно становятся фактом языка. Подтверждением тому является их фиксация в толковых словарях. Толчком к бурному всплеску окказионального словотворчества послужила объявленная ещё в годы перестройки гласность. Помимо этого столь высокая востребованность обусловлена функциональностью окказионализмов: они не только обладают высокой степенью воздействия, но и позволяют в лаконичной форме выразить целую мысль. Они имплицитны по своей сути, так как несут большой объём информации, не просто называют то или иное явление / лицо, а мгновенно характеризуют его, раскрывая отношение автора к нему. Здесь тоже можно говорить о тенденции к экономии языковых средств, поскольку то, что могло бы быть выражено с помощью словосочетаний или даже целых предложений, выражено одной лексемой. Окказиональное словотворчество является сознательным и используется, как правило, для того, чтобы снизить социальную ценность обозначаемых ими явлений, понятий и т. п. Политическая лексика конца XX века пополнилась как за счёт лексических единиц, образованных на базе уже существующих в русском языке словообразовательных моделей, так и за счёт слов, построенных при помощи нестандартных способов словообразования, чего не наблюдалось в языке доперестроечного времени. Словотворчество к концу XX века заметно расширило свои границы и продолжает набирать обороты. Особенно ярко себя проявил процесс контаминации. Примеры творческого использования языка являют собой своеобразный протест против бывшей системы с её стандартным набором языковых средств выражения, и словообразование играет в этом плане одну из ведущих ролей. Факт совмещения языковой игры и такой серьёзной сферы деятельности, как политика, говорит сам за себя. Именно поэтому значительная часть окказионализмов является выражением сарказма, негативных эмоций в адрес современной политики. Окказионализмы — яркое подтверждение теснейшей взаимосвязи языка, мышления и действительности. В этом плане А. Д. Юдина очень точно определила окказионализмы, обозначив их как «моментальные снимки живой русской речи», которые свидетельствуют о том, «как окружающая нас действительность отражается в общественном сознании, и какова она, эта действительность» [Юдина, с. 59]- фразеологические варианты и трансформированные фразеологизмы. В политическом дискурсе 1985 — 2000 годов отчётливо видна тенденция к разрушению прежних языковых стандартов. В области политической фразеологии это проявляется прежде всего в стремлении авторов нарушить устойчивость значения и структуры фразеологических оборотов для достижения определённого эффекта и усиления степени их воздействия на аудиториюа во-вторых, данная тенденция проявляется и в наличии множества фразеологических вариантов, в том числе и нарушающих нормы русского языка. В качестве самых частотных способов трансформации фразеологизмов языка политики, нами отмечены следующие: расширение состава фразеологизма, замена или перестановка его слов-компонентов и «фразеологическая парономазия». Нередко трансформация строится на сочетании нескольких способов.

4. Заимствования — один из важнейших источников пополнения словаря политики. На исходе столетия сложились благоприятные условия для проникновения в русский язык новых политических заимствований. Причиной возросшей популярности заимствований, их активного проникновения в русский язык стала ориентация нашего общества на политический опыт Запада и принятие политического устройства западных стран в качестве некоего образца. Переход к новой системе государственного управления отразился прежде всего на названиях правительственных учреждений (<парламент, кабинет министров) и должностей {премьер-министр, спикер, мэр), занимаемых политиками во властной вертикали. Если ранее некоторые заимствования встречались в русском языке лишь как обозначения политических реалий стран Запада, то теперь ими обозначаются политические реалии российской действительности. В заимствованиях отражён политический опыт различных стран, они — неотъемлемая составляющая языка политики и необходимы в условиях международных контактов. Тем самым, на наш взгляд, снимается вопрос о пользе или вреде иноязычных слов применительно к политической сфере. Свидетельством усвоения и закрепления в русском языке тех или иных заимствований являются факты появления у заимствованных единиц языка новых значений, переориентированных на российскую политическую действительность, а также наличие у них производных слов, построенных по словообразовательным моделям русского языка, случаи их обыгрывания и переносного использования.

5. Значительное количество лексических и фразеологических единиц, принадлежащих политическому языку, подверглось переосмыслению:

— вернулись с периферии русского языка слова и словосочетания, когда-то активно использующиеся в языке политики. Главным образом, процесс возвращения коснулся лексических и фразеологических единиц, употреблявшихся в русском языке до революции 1917 года (дума, губернатор, конституционные демократы). Возвратившиеся единицы языка сохранили своё формальное выражение, а их смысловая структура претерпела изменения, хотя стержень прошлого значения остался прежним. Основной причиной возвращения лексических и фразеологических средств с периферии языка стала необходимость заполнения «референциальных лакун», возникших в результате перехода к новому типу государственного устройства;

— принадлежностью словаря политики становятся лексические единицы, ранее не имевшие отношения к политике (бархатный, кормушка, кульбит, семья, руль). Развитию политически связанного значения способствует прежде всего регулярное использование той или иной лексемы в сходных между собой контекстахзначение слов не остаётся неизменным, что ярко демонстрируют составляющие политического лексикона — в их содержании всегда находят отражение какие-то языковые и неязыковые процессы, характерные для каждого периода развития лексики. Так, многие слова советской эпохи (советизмы) «приспособились» к новой политической реальности и сохранились в языке, поменяв при этом своё значение. Переосмыслению подверглись советизмы, частота употребления которых в советское время была высока (партия, коммунист, партячейка, партиец). Их современные значения не содержат информации о старой общественно-политической системе, т. е. лишились семантического компонента «коммунистический». Особое место занимают идеологемы, также поменявшие своё значение. В связи с введением в России многопартийной системы, идеологемы стали характеризоваться многозначностью, которая фактически не имеет границ. Значение современных идеологем чрезвычайно расплывчато, они насыщаются каким-либо содержанием в зависимости от позиции политического субъекта и его намерений. Являясь по сути дела семантически пустыми, идеологемы нередко становятся средством политических махинаций, т. е. трактуются так, как выгодно на данный момент политическому субъектуизменение оценочных параметров. Политика — такая сфера деятельности, в которой практически всё подвергается оценке. На наш взгляд, исходя из предметной соотнесённости, политическая оценка может быть рассмотрена как относительно самостоятельный тип оценки. Как выделяется нами политическая лексика и фразеология внутри общественно-политической, так и политическая оценка как подтип социально-политической имеет право на своё существование. Объектом политической оценки может стать любая политическая реалия, она носит сознательный характер и производится с позиции «выгодно — не выгодно». Экстралингвистические факторы стали причиной изменения мировоззренческих установок, что, безусловно, отразилось на языке политики. Одним из самых продуктивных направлений движения оценки стал переход нейтральных и положительнооценочных языковых единиц в область отрицательнооценочных. Подавляющее большинство оценочных единиц политического лексикона характеризуется именно пейоративной оценкой. В языке политики способы выражения оценки весьма разнообразны: это может быть контекст, придающий тем или иным словам и фразеологическим оборотам какую-либо оценку, и благодаря которому за ними эта оценка закрепляетсяэто могут быть оценочные эпитеты, словообразовательные средства (-щина, анти-, лже-), окказионализмы (катастройка, ельциноид, сувереномания), трансформированные фразеологизмы (охота на партийных ведьм, большевику — большевиково, хромать на левую / правую ногу). В современном языке политики распространено явление энантиосемии, которое обусловлено широким спектром политических взглядов в нашей стране. Такие лексемы, как левый, правый, коммунизм, демократ и некоторые другие, в настоящее время не имеют чёткой оценочной закреплённости.

6. Подтверждением динамичности политической лексики и фразеологии являются не только факты интенсивного возникновения новых слов и устойчивых оборотов, факты развития новых значений, изменения отдельных компонентов значения, но и не менее стремительный уход политических единиц из активного словарного фонда языка в пассивный. Одним из таких направлений выхода лексических и фразеологических единиц словаря политики из активного употребления является постепенное их проникновение в разговорную бытовую речь и утрата ими политически связанного значения. Так произошло со словами гласность, консенсус, хунта. Другое направление, более ярко выраженное, — деактуализация слов и словосочетаний, когда-то составляющих ядро политической лексики и фразеологии, и их переход (или отдельных их значений) в разряд историзмов (разрядка, партийный, «холодная война»).

7. Особые изменения произошли и в характере публицистического стиля, который является одной из основных сфер функционирования политического языка. Публицистический стиль, как и прежде, выполняет две основные функции: функцию сообщения и функцию воздействия, но в конце XX столетия функция воздействия начинает превалировать над функцией сообщения. Авторам становится важно не столько сообщить какую-то информацию (при этом на сегодняшний день в СМИ преобладает неофициальный характер информации), сколько произвести на адресата впечатление, из-за чего информация и приводимые факты относительно чего-либо нередко являются сфальсифицированными. Для достижения своей цели, суть которой заключается в том, чтобы донести до адресата свою идеологическую позицию, свои политические убеждения и воззрения, а также убедить его в правильности этой позиции, автор прибегает к различным способам воздействия. А поскольку публицистика обращена к массовой, разнородной по своему составу аудитории, то часто субъективная оценка автора становится объективной, принимает обобщённый характер. Главная специфика современного публицистического стиляразнообразие, которое проявляется во всём. Каноны и правила публицистического стиля речи советской эпохи остались позади, а если и используются, то с совершенно иным предназначением. Так, фразеологизмы, построенные по типу словосочетания «отец народов», принадлежащего высокому стилю, на сегодняшний день выражают настроение иронии, ср.: «отец» перестройки, отец русской приватизации и др. Как известно, оценочность в публицистике носит социальный характер. На исходе столетия оценочность также претерпела изменения. Это выражается в предпочтении авторами косвенной оценочности прямой (исключение составляет оппозиционная пресса, где преобладает лексика и фразеология, за которой чётко закреплена та или иная оценка). Особенность публицистического стиля выражается также и в том, что он может вбирать в себя качества и характеристики других стилей речи. Стилевая пестрота стала одним из качеств современного языка политики. Особенно ярко это проявляется в проникновении в политический язык стилистически сниженных единиц языка, основными источниками проникновения которых являются молодёжный сленг и уголовное арго. Используя в политическом дискурсе то или иное слово из области сниженной лексики, говорящий (пишущий) одновременно высказывает своё общее отношение к политической жизни. Причиной проникновения молодёжного сленга, по-видимому, является стремление авторов охарактеризовать современную политику как несерьёзную деятельность, как политику, больше похожую на политику подростков, нежели взрослых, опытных и серьёзных людей. Кроме того, использование в языке политики лексических средств из области молодёжного жаргона способствует популяризации авторов в среде молодёжи, это своего рода «заигрывание» с молодым поколением. При этом стремление перейти на язык, понятный и доступный простому обывателю, стало причиной падения речевой культуры. А наличие в языке политики лексических средств уголовного арго обусловлено реальной связью политической деятельности с криминальным миром. Стилистически сниженная политическая речь — одна из ведущих тенденций в создании оценки.

Заключение

.

Завершая изложение результатов проведённого нами исследования политической лексики и фразеологии 1985 — 2000 гг., необходимо сделать выводы:

1. Политическая лексика и фразеология являлась объектом изучения многих исследователей. Анализ литературы, посвящённой исследованию данной лексико-семантической подсистемы, позволяет говорить о недостаточной степени её изученности. Ввиду того, что политические и социальные отношения нельзя рассматривать как абсолютно независимые друг от друга, лингвисты понимали политическую лексику и фразеологию широко, вследствие чего она как бы растворялась в общественно-политической. В настоящей работе впервые предпринята попытка выделения собственно политической лексики и фразеологии внутри общественно-политической и изучения её как относительно самостоятельной лексико-семантической подсистемы.

2. Для того чтобы внутри общественно-политической лексики и фразеологии выделить собственно политическую, нам потребовалось рассмотреть три очень важных понятия — политика, власть, идеология. Политическая идеология является неотъемлемой составляющей семантического поля «политика». Словарь языка политики представлен политемами и идеологемами. Семантику последних отличает идеологический компонент, который выражен имплицитно, но тем не менее осознаётся носителями языка. Главным критерием отнесения той или иной языковой единицы к политическому лексикону мы считаем ее соотнесенность с механизмом функционирования политической власти, неотъемлемыми элементами которого являются субъекты и объекты политики, политические отношения между ними, их взгляды и убеждения. При сопоставлении единиц социально-политической лексики и фразеологии с единицами политического лексикона выяснилось, что первые относятся к сфере государственной деятельности, вовлекаются в политическую жизнь общества, но непосредственного отношения к осуществлению политической власти не имеют. Относительно самостоятельный статус политической лексики и фразеологии объясняется не только тем, что политические отношения не могут рассматриваться изолированно от общественных, но также и тем, что данная лексико-семантическая подсистема органично включает в свой состав языковые единицы из других сфер общественной жизни (правовой, административной).

3. Внутри политической лексики и фразеологии, являющейся особой подсистемой языка, выделяются ядро и периферия. Дифференциация единиц политического лексикона на ядерные и периферийные производится, во-первых, в зависимости от типа значения слов и словосочетаний (лексика и фразеология с номинативным значением образует ядро данной подсистемы), а во-вторых, в зависимости от степени реальной приближённости понятий, обозначаемых теми или иными словами и словосочетаниями, к механизму осуществления политической власти. Чем дальше удалена та или иная единица языка по своей смысловой структуре от понятия власть, тем она больше тяготеет к общественно-политической лексике и фразеологии.

4. В изучаемую лексико-семантическую подсистему языка нами включены абсолютно разнородные по своей функциональной направленности лексемы и выражения. Именно функциональная направленность лексических и фразеологических единиц политического лексикона стала критерием их классификации. Тематический подход был реализован в первой классификации, ядро которой составили слова и выражения, выполняющие номинативную функциювторую группу образовали единицы политического лексикона, выполняющие модально-оценочную функциютретью группу составили так называемые фразеологизмы-предложения, являющиеся коммуникативными знаками.

5. Степень соотнесённости с внеязыковой действительностью у разных групп слов неодинакова. Политическая лексика и фразеология характеризуется повышенной чувствительностью к изменениям в общественной жизни, что является одной из её важнейших черт. При этом не следует забывать и о собственно языковых факторах, влияющих на формирование данной группы единиц языка. Хотя для работы собственно языковых механизмов также нужен внешний толчок. Таким образом, в формировании политического лексикона первоочередную роль играют экстралингвистические факторы.

6. Качественные и количественные изменения в лексическом составе языка в различные периоды истории языка проявляются неодинаково. Особенно заметными они становятся в периоды политических переворотов, смены идеологических ориентиров и т. п. На основе проведённого анализа политической лексики и фразеологии конца XX века можно сделать вывод, что динамика её развития в период с 1985;го по 2000;ый годы чрезвычайно высока. В политическом лексиконе данного отрезка времени появились целые словообразовательные гнёзда, возникновение окказионализмов стало носить не частный, а серийный характер, деактуализации подверглись серии слов и словосочетаний, характеризующих советскую эпоху, появилась масса лексических и фразеологических единиц, связанных с обозначением новых политических реалий. В этот период в языке политики можно наблюдать интенсификацию процесса заимствований, новые значения закрепляются за словами гораздо быстрее, чем это было ранее и т. д.

7. Важную роль в развитии политического лексикона конца XX столетия играют средства массовой информации, являющиеся фактически основной средой существования политической коммуникации. Они становятся инициаторами многих процессов, протекающих в языке политики, в том числе способствуют проникновению в язык политики сниженной лексики, проникновению и осмыслению заимствований.

8. Предпринятая в настоящей работе попытка выделения собственно политической лексики и фразеологии, отграничения её от общественно-политической, на наш взгляд, в дальнейшем будет способствовать более детальному изучению языка политики. Узкий подход к политической лексике и фразеологии позволил выявить семантические особенности составляющих политического лексикона. Именно маркер власти определяет состав данной подсистемы языка. Результаты исследования могут внести свои коррективы в толкование слов и словосочетаний, принадлежащих политическому лексикону, в том числе при составлении общеязыковых и специальных словарей.